Но еще чаще об этом диагнозе не говорят вообще. Ксения Соколянская живет в Праге, работает ведущей телеканала «Настоящее время», а еще является автором телеграм-канала «день пограничницы», где рассказывает о себе и о том, как она справляется с поставленным ей ПРЛ. SOVA.Today не смогла пройти мимо этой важной темы и обсудила с Ксюшей не только ее личный опыт, но и то, почему не нужно стесняться открыто говорить о своих проблемах и обращаться за помощью.
Ксюша, ты создала канал 25 октября 2018 года, но вести его начала только в августе 2019-го. Первая запись от 23 числа. Почему старт получился таким долгим?
Это очень классный вопрос. Я сейчас специально проверила — канал был создан на следующий день после того, как мне поставили диагноз. То есть решение делиться я приняла сразу, а потом долго сомневалась, хорошая ли это затея — очень типичное для меня поведение. Если серьезно, мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, как я отношусь к диагнозу, привыкнуть к нему, найти нужных специалистов. В общем, я занималась преимущественно собой и совершенно не была уверена, что могу быть полезной. Ну а потом мне стало лучше, появился ресурс, и все началось.
Что именно тебя вдохновило начать?
Думаю, именно улучшение моего состояния. Я узнала, что, оказывается, тебе совершенно не обязательно должно быть непрерывно плохо, и подумала, что для кого-то это тоже может стать большим открытием. Плюс я не видела какой-то большой дискуссии о психологических расстройствах на русском языке. Робко начинали говорить, например, о послеродовой депрессии, а о пограничном расстройстве или БАР не было почти ничего. Мне казалось, что это надо пробовать менять. Но, конечно, я сделала это не только для других, канал очень важен для меня самой. Есть классная книга «Поговорим о депрессии». Ее автор сильно и долго страдал от депрессии, перепробовал все на свете и, в частности, обнаружил, что честный рассказ о боли делает эту боль слабее. Мне очень понравилась эта мысль.
Насколько страшно было отправлять первый пост и вот так «рассекречиваться»?
Отправлять в канал без подписчиков было не очень страшно, страшно было давать ссылки в Instagram. В этом была определенная ирония, потому что, с одной стороны, мне, конечно, хотелось, чтобы люди подписывались, а с другой — чтобы канал оставался незамеченным. Вначале я все время выбирала какие-то очень осторожные формулировки, потому что не понимала, как будет меняться мнение людей, станут ли они обо мне хуже думать. Думаю, большую роль сыграло то, что меня очень поддержали близкие, с которыми я поделилась происходящим. Их отношение ко мне и наши отношения в принципе не изменились. Это было важно.
На каких темах ты делаешь упор в своем ТГ? Как определяешь, о чем писать, а о чем — нет?
Канал начинался как рассказ о психотерапии глазами клиента. И долгое время так и было: я писала о своих ощущениях, о выводах, к которым приходила в терапии, о том, что такое для меня пограничное расстройство и какие они еще бывают. У меня нет психологического образования, я не могу давать никакие конкретные рекомендации и всегда слежу за интонацией, с которой я пишу, чтобы никому не навредить. Со временем у канала появился чат, я стала получать фидбек, люди задавали какие-то вопросы, я честно на них отвечала. У меня нет никакого контент-плана, поэтому иногда посты появляются каждый день, а иногда я пропадаю на неделю. Сейчас у меня бывают посты, в которых я могу посоветовать фильм, который поднял мне настроение, или книгу. Но чаще всего я пишу более длинные тексты, которые отвечают на вопросы о пользе терапии.
ПРЛ — насколько это действительно серьезно?
Я знаю, что некоторые психотерапевты считают пациентов с пограничным расстройством самыми тяжелыми клиентами. Так что серьезно, конечно. Когда есть пограничная динамика, а помощи нет, жизнь довольно быстро разрушается. Но я стараюсь в принципе уважительно относиться к психологическому здоровью (своему и чужому), для меня все это — серьезно.
Можно ли самостоятельно понять, что у тебя вот оно? Или без профессионального психолога не обойтись?
Самостоятельно понять, наверное, можно, но я против того, чтобы ставить себе диагноз. Мне иногда пишут: «Читаю твой канал, нахожу много общего, наверное, у меня тоже ПРЛ». Я всегда успокаиваю и говорю, что это вообще не обязательно, а с подозрениями нужно идти к терапевту или психиатру. Когда я сама пыталась разобраться, что же со мной происходит, я прочла миллион статей, в том числе про пограничные расстройства, но была на таком дне, что увидеть в описании себя, наоборот, не сумела. Хотя у меня довольно классический случай.
Как вообще ведет и чувствует себя человек с ПРЛ?
Очень плохо и очень хорошо. Но чаще плохо. У ПРЛ есть список специфических признаков, врач ставит диагноз при наличии как минимум пяти. Это довольно сложная болезнь, но если обобщить, для людей с пограничным расстройством характерна частая смена настроений и поведения. Радостные периоды вдохновения (мании) сменяются тяжелыми приступами депрессии. И если у людей с биполярным расстройством эти периоды могут длиться неделями и месяцами, при ПРЛ тебя может мотать туда-сюда по десять раз в день. Причем ты совершенно не контролируешь это, не видишь каких-то причин и просто пытаешься не захлебнуться в потоке. Еще «пограничники» все принимают близко к сердцу. Жить с ПРЛ — значит быть очень беззащитным, с оголенным всем. И часто чувствовать боль.
Ты упомянула о том, что диагноз тебе поставили в конце 2018-го, но это состояние было с тобой значительно дольше. Что вообще заставило тебя обратиться за профессиональной помощью? И почему именно тогда?
У меня было несколько заходов в поисках своего психотерапевта. И это вообще отдельная тема. Абсолютно нормально, если вам не повезет с первого раза найти подходящего специалиста, и я всегда всех призываю не отступать после первой неудачи и не отказываться от терапии. Мою жизнь сильно изменило рождение ребенка. Несмотря на то, что это было очень желанно и по любви, я оказалась совсем не готова к новой роли, не хотела перестраиваться и с большим трудом принимала помощь. Было много проблем в разных сферах. Сейчас я уже понимаю, что это были симптомы и проявления расстройства, а тогда я просто сходила с ума и не знала, за что схватиться, чтобы жизнь не развалилась. Я нашла одного специалиста, с которым не сложилось почти сразу. Во второй раз мне повезло больше, и мы регулярно встречались несколько месяцев — вплоть до моего переезда в Прагу. Но в Праге к тем проблемам, которые я не успела решить, добавились новые, и мое состояние очень быстро ухудшилось. И тогда уже, к счастью, мне наконец диагностировали ПРЛ, и я начала терапию заново.
Когда тебе поставили диагноз, ты сразу его приняла? Как ты вообще отреагировала?
Мне в тот момент было так плохо, просто критически плохо, что когда диагноз был поставлен, я почувствовала облегчение. Я очень долго копила в себе ощущение, что я плохой человек, не умею любить, делаю окружающих несчастными. Я совершенно не понимала, почему я делаю какие-то вещи, а потом начинаю стыдиться своих решений и поступков. И тут вдруг совершенно неожиданно выясняется, что мое дикое поведение и необъяснимые чувства на самом деле очень даже объяснимые, на это есть причина. А главное, это можно изменить.
Ты говоришь, что своего психолога нашла далеко не сразу. Мне кажется, это очень важный момент. Пациенты с диагнозами вроде ПРЛ крайне уязвимы, и, так сказать, «неправильный врач» может еще больше усугубить ситуацию. Что лично тебя не устроило в первых специалистах, к которым ты обращалась?
К самому первому терапевту у меня не было доверия. Мне казалось, что внутренне она меня осуждает. Еще в комнате за ее спиной висели иконы, и это создавало какой-то странный антураж исповеди. В общем, не мое. А второй мой терапевт был хорошим, но, видимо, не очень опытным. Может быть, он просто не сталкивался никогда с ПРЛ и не знал, что это такое. В общем, мы какие-то поверхностные вещи только с ним проработали. Но я все равно очень благодарна, потому что это во мне сформировало убеждение, что терапия в принципе работает.
С неправильными врачами сложно. Потому что, например, человек, который мне диагноз поставил и, как я считаю, этим поучаствовал в моем спасении, позже оказался довольно спорной фигурой. И был героем этического скандала. Вот к какой категории специалистов его отнести? В России по сравнению с остальным миром более молодая, а оттого более слабая школа. И еще почти отсутствующий институт репутации. Поэтому всяких недобросовестных людей в сфере очень много. Надо быть осторожным.
Есть ли какие-то универсальные признаки, по которым можно определить: вот этому психологу можно довериться, а вот этому вот — ни в коем случае?
Ну, я считаю, что надо смотреть прежде всего на бэкграунд человека. У него должно быть серьезное образование (несколько лет минимум), опыт работы с пациентами и — обязательно — много часов личной терапии и супервизии. Первое необходимо для того, чтобы во время сессий проблемы самого терапевта не переносились на клиента, второе — это разбор методов работы вашего специалиста с еще более опытным специалистом. Мой нынешний психотерапевт прислала перед началом нашей работы документ, рассказывающий о ней, и договор, в котором были прописаны наши взаимные обязательства. Такие вещи, как мне кажется, демонстрируют серьезность подхода. Я уже говорила, что самое важное — это доверие. Так что я бы ушла от терапевта, которому вы так и не смогли открыться. Также хороший терапевт не должен вас как-то поучать и запугивать, он не может говорить, что вам делать и как вам жить, не может вас оценивать и ругать. Наоборот, ваши с ним встречи должны быть таким супербезопасным местом, где вас принимают безоговорочно и дают поддержку.
У тебя в телеграме почти 4 тысячи подписчиков. Когда ты только начинала его вести, ожидала, что будет вот такой отклик?
Сложный вопрос. Эти четыре тысячи со мной уже довольно продолжительное время, их число принципиально не растет, и я иногда впадаю в тоску. Переживаю, что канал не развивается, и начинаю сомневаться, нужен ли он. Потом, правда, всегда прихожу в себя и понимаю, что для такой, скажем, специфической тематики это очень хороший результат. Так что, наверное, нет, я не ожидала и очень радуюсь, что подписчиков столько. Когда телеграм дал возможность делать чаты, чтобы читатели могли обсуждать посты, я долго думала, нужна ли «дню пограничницы» такая опция. Я боялась, что надо будет модерировать ответы, следить за тем, чтобы там все было учтиво и доброжелательно. Но у меня просто потрясающие читатели и никакой токсичности в комментариях.
Но проблема с продвижением каналов и блогов о терапии в русскоязычном интернете, конечно, существует. Одно время я очень хотела рекламировать канал у симпатичных мне блогеров, но согласилась на это буквально пара человек. У нас до сих пор в соцсетях и медиа огромный перевес в сторону развлекательного и позитивного контента. Если ты обращала внимание, блогеры часто просят прощения за то, что они делятся проблемами и выкладывают какие-то грустные сториз. Потому что такое может оттолкнуть аудиторию. Мне этот подход кажется неправильным. Надеюсь, это изменится со временем.
Скажи, пожалуйста, только ли доброжелательные отклики приходят на «день пограничницы»? Если был какой-то вдруг негатив, как ты справлялась?
Ну, чаще всего люди действительно пишут с благодарностью. Для меня очень важно, что кому-то становится легче от того, что я пишу. Агрессии не было еще ни разу. Бывает, что пишут люди, которые не верят в терапию, но они тоже ведут себя достаточно беззлобно. Иногда приходят спамеры, их я удаляю.
