«ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ»: УСПЕШНЫЙ ОПЫТ И УПУЩЕННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
Кризис после развода «виноват» в неспособности использовать привычные психические реакции, чтобы справиться с разрушительным опытом. Степень и характер непосредственных реакций на развод (осознание окончательного разлучения с родителем), видимо, в первую очередь зависят от индивидуальной предрасположенности ребенка — именно она «отвечает» за значение, которое он придает этому событию. Течение постразводного кризиса гораздо сильнее зависит от внешних обстоятельств развода и следующих сразу за ним недель или месяцев.
Восьмилетняя Магдалена после ухода отца постоянно держится за юбку матери — так, будто ей года четыре. Мать обещает, что никогда ее не оставит, но Магдалена, кажется, думает, что безопасность превыше всего. Девочка следует за мамой повсюду, контролирует ее, запрещает ей куда бы то ни было выходить по вечерам. Кроме того, мысли Магдалены занимает отец: хорошо ли он чувствует себя совсем один в новой квартире; как может быть, чтобы он ее любил (он уверял, что любит) и при этом смог покинуть; как вести себя в выходные при встрече с отцом, чтобы никого не обидеть. Мать хорошо понимает проблемы дочери, не сердится и нормально воспринимает произошедшие изменения в ее поведении. В течение многих недель мама Магдалены пропускает занятия по джазовой гимнастике, а подруг старается приглашать домой, вместо того чтобы выходить с ними куда-нибудь. Постепенно Магдалена убеждается, что родители на нее не злятся, а значит, она не несет ответственности за их расставание. Мама старается радовать дочь при любой возможности, отец гуляет с девочкой по городу, как со взрослой. И все-таки иногда, даже спустя три месяца после развода, у Магдалены появляются на глазах слезы, особенно по вечерам, перед сном, когда она думает о том, как было бы чудесно, если бы мама и папа сидели у ее кроватки вместе. Однако страхи не сбылись — у нее по-прежнему есть мама и папа, которые ее любят. Девочка больше не боится, когда мама уходит куда-нибудь по вечерам (хотя и не спит, пока та не вернется). Это тоже cкоро пройдет. Снова началась нормальная жизнь. Через шесть месяцев после развода мысли Магдалены все чаще занимает Георг — самый красивый мальчик в классе, который признался, что она — единственная девочка, которая ему нравится.
Стефану девять лет, и он чувствует себя несчастным. Отец ушел четырнадцать дней назад, и с тех пор в доме почти ничего не обсуждают, кроме того, что принадлежит отцу, а что матери, кто должен за что платить и кто виноват в том, что все так случилось. Стефан злится на родителей — ведь они считают важными только себя, а о нем, о ребенке, казалось, никто и не думает. Но это не так. У Стефана есть дедушка. Раньше мальчик воспринимал его как нечто привычное — это был просто добрый старый господин, который курит трубку. Стефан навещал дедушку и бабушку не так уж часто. И вдруг дедушка стал приезжать каждые два-три дня, чтобы поиграть с внуком, а по выходным ходил с ним гулять в парк «Пратер» или в кино. Но главное — он слушал Стефана, а еще он смог его успокоить после произошедших «аварий» (пару раз мальчик во сне мочился в постель). Именно дедушка объяснил ребенку: бывает, что два человека любят друг друга, а потом не хотят жить вместе. Мальчик обрел друга, для которого он, ребенок, был важнее, чем родители. Это помогло вернуть уверенность в себе. Хотя было кое-что, о чем он не мог говорить даже с дедушкой — о предстоящем дне рождения, первом после развода. Стефан ждал, что это будет самый грустный день в его жизни, представлял, как он сидит за столом и получает подарки — без особой радости. И мама, такая взвинченная в последнее время, может обидеться…
День рождения начался, как и ожидалось. Стефан не стал устраивать праздник для друзей, поэтому в классе его никто не поздравил. От учительницы он получил несколько замечаний, так как в этот день (это вообще часто бывало в последнее время) не мог сконцентрироваться на уроках. Может, хоть дедушка придет, тогда будет все не так ужасно? Когда Стефан пришел домой, дедушки не было. Мама стояла у стола, на котором стоял любимый торт Стефана, и что-то говорила. Что именно, Стефан не слышал, потому что заплакал. Сквозь слезы он увидел огромный пакет, напоминавший плохо упакованные санки. Вдруг пакет зашевелился, и из-за стола выскочил… папа! Стефан закричал от радости, и через несколько секунд они с отцом обнялись. Это был радостный, замечательный день. Отец подарил мальчику забавный маленький аппаратик и объяснил, что это специальная «пищалка», с помощью которой Стефан может в любое время позвонить ему или попросить перезвонить. Потом они втроем — мама, папа и сын — поехали на новую папину квартиру. На двери одной из комнат мальчик увидел медную табличку с гравировкой «Стефан». Это была его комната на те дни, когда он будет навещать отца. Он будет приходить каждые вторые выходные и каждый второй четверг после занятий. Посреди этой комнаты стоял крутой детский гоночный велосипед — о таком можно было лишь мечтать! На подарке была прикреплена записка: «От мамы и папы, которые всегда будут тебя любить!».
Для Магдалены и Стефана самое тяжелое позади. Детям пришлось пережить трудные моменты, их жизнь изменилась, но главное — оба почувствовали, что она продолжается. Это стало возможно благодаря тому, что взрослые смогли вовремя понять чувства детей — их страх, гнев и грусть. Мать Магдалены нормально отнеслась к тому, что дочь вдруг стала «сверхзависима» от нее, а Стефан нашел в дедушке человека, который временно заменил ему отсутствующего родителя, поддержал в трудное время и стал новым другом. Родители Стефана поняли, что на девятый день рождения сына нужно показать ему свою любовь. Магдалена обсудила развод с матерью, а Стефан с дедушкой — они поговорили о причинах и обстоятельствах расставания, а также о будущем. Все это помогло справиться с чувством вины и страха. Родители Магдалены и Стефана, а также дедушка мальчика оказали детям «первую помощь». Взрослые отнеслись к боли, которую переживали дети, серьезно, они вовремя обратили внимание на странности в детском поведении, осознали, насколько ситуация исключительна. Важный момент: взрослые знали, что Магдалена и Стефан — воспитанные, самостоятельные и честолюбивые, но они не требовали, чтобы дети проявляли эти качества в резко изменившихся обстоятельствах.
Порой все складывается иначе. И начинается с ключевого события — сообщения ребенку о предстоящем или случившимся разводе.
Ситуацию усугубляет и то, что родители боятся сообщить ребенку о принятом решении. Они боятся его реакции, воспринимают ее как обвинение. А кроме того, появляется страх потерять любовь ребенка. Взрослый, который стал инициатором развода, часто пытается представить детям «вторую половину» в роли злого отца или злой матери, говоря бывшему партнеру: «Сам объясняй это ребенку!», а сыну или дочери: «Ты ведь знаешь, я не хочу развода, это папа (мама)…»
Чувство вины и страх потерять любовь приводят к тому, что родители часто дают слишком беглое, формальное объяснение. И чем спокойнее реагирует ребенок на информацию о разводе, тем проще взрослым. Между родителями и детьми возникает «коалиция отрицания».
Мы были просто поражены тем, как часто это происходит. Отрицание детьми переживаемой ими боли во многом зависит от ожиданий родителей. Дети чутко улавливают сигналы, которые им неосознанно посылают взрослые: «Пожалуйста, не отчаивайся! Покажи мне, что все не так уж плохо!» — и ведут себя соответственно. В конце концов родитель начинает верить в желаемое — что ребенок не так уж и переживает из-за родительского развода.
Все это особенно ярко проявляется, когда родители транслируют разные ожидания. Вспомним Петера и Розу, мать которых рассказала о том, как равнодушно ее дети отреагировали на сообщение о разводе. Осознав в ходе консультации чувство вины перед сыном и дочерью, она вспомнила другую сцену, которая произошла несколькими днями позднее. В тот день она пришла домой и обнаружила детей рыдающими в спальне, где отец упаковывал свои вещи перед отъездом. Дети спросили, что он делает, и услышали в ответ: «Мама же сказала вам, что я переезжаю!» Почему это причинило им боль, а слова матери были восприняты без особого интереса? Ответы детей показали, что сообщение матери о том, что отец уходит из семьи, они поняли правильно, но временно оттолкнули от себя все чувства, связанные с предстоящим расставанием. Отцу было все равно, насколько болезненно дети восприняли его отъезд: он вообще не хотел развода и был подавлен тем, что произошло. Информация, поступившая от отца, не отличалась от того, что сказала мать, но он не пытался убедить детей, что на них расставание родителей не скажется. Скорее наоборот, он (бессознательно) ждал, что дети будут скучать по нему, объединятся с ним против матери и таким образом освободят от вины, которую он испытывал из-за своей неверности. В отличие от матери, отцу не было так уж страшно, что дети среагируют болезненно, и реакцию он получил в соответствии со своими ожиданиями, так же как и мать. Сильная потребность матери в иллюзии «детям все равно» подтверждается тем фактом, что она на долгие годы выкинула из головы сцену, произошедшую между детьми и отцом в спальне.
Примеры Лео, Питера и Розы, а также Роберта и многих других детей, которых я встречал, свидетельствуют: отсутствие видимых ярких проявлений не значит, что дети не страдали, не чувствовали себя виноватыми или не злились на родителей из-за боли, которую те причинили им своим расставанием. Если заметных реакций нет, обычно речь идет о серьезных препятствиях для преодоления психического кризиса. Как могут родители реагировать на чувства детей, если те их никак не выражают? Как прийти на помощь, если о ней не просят? Иллюзия «непричастности» детей к разводу также не позволяет вести дискуссии об обстоятельствах расставания с мамой или папой, о будущей жизни и т. д.
Еще один способ освободиться от своей части вины по отношению к детям — перекладывание вины на другого родителя. Как мы видели в случае с отцом Петера и Розы, родители чаще подавляют проявления аффекта у детей и реже бывают готовы распознавать печаль, болезнь или гнев, которые дети переживают из-за развода. Это связано с ожиданием, что агрессия обернется против второго родителя. Отец Розы и Петера явно надеялся получить их поддержку и остаться в семье. Другой отец в похожей ситуации, возможно, прямо спросил бы своего семилетнего сына: «Ты хочешь, чтобы папа ушел?» И когда ребенок, рыдая, отрицательно покачал бы головой, отец продолжил бы: «Ты должен сказать маме и всем, кто тебя спросит, что не хочешь потерять папу!»
Часто обвиняет другого родителя и инициатор развода — чтобы получить внимание ребенка. Если это удается и ребенок поддерживает развод, отцу или матери, о которых идет речь, не приходится себя упрекать. Например, мать Андреа сама добивалась развода, так как отец снова влез в игорные долги (хотя много раз обещал перестать играть), затем напился, попал в аварию и вдребезги разбил машину. Женщина забрала дочь и ушла к матери. Игровая зависимость отца была серьезной, но не единственной причиной семейного кризиса, который растянулся на долгие годы. По-человечески легко понять, почему мать не пыталась объяснить постепенное разлучение супруга с дочерью. Она сослалась на азартные игры и алкоголизм, оправдывая свой шаг. Дочери она сказала, что если бы они с отцом не расстались, то он разрушил бы их жизнь, поскольку он слаб и безответственен. Такие обвинения вызывают у детей стресс. Что должна была делать Андреа, выслушав такие объяснения? Взять и стереть из памяти образ отца, которого она всегда любила и которым восхищалась, несмотря на его слабости? Вычеркнуть из своей жизни и перестать его любить? Воспринимать как абсолютное зло (разрушительный, слабый, безответственный, пьяница, игрок и т. п.)? Нет, девочка не могла или не хотела верить во все, о чем говорила мать. И в то же время не осмеливалась ей противоречить. Но как потом смотреть в глаза отцу, если сейчас она не на его стороне?
Было бы несправедливо критиковать таких родителей за оппортунизм. Мать Андреа видела ситуацию такой, какой преподнесла ее дочери: она чувствовала себя жертвой. Но конфликт лояльности возникает у детей независимо от наличия объективной вины за одним из родителей. Как вариант, можно ждать, что человек, глубоко обиженный партнером, страдающий и разочарованный, проявит героизм и возьмет на себя ответственность за неудачный брак, то есть в конечном итоге частично оправдает второго родителя. Тем не менее общая ответственность должна стать частью обстоятельств, сопровождающих развод, это поможет детям легче его пережить.
Еще один способ освободиться от ответственности перед ребенком хорошо виден на примере матери Марио, которая два года скрывала от сына состоявшийся развод. Вероятно, она думала, что чем старше будет сын, тем легче он перенесет это известие. Как мы знаем, переживание развода все-таки настигло Марио, просто на год позже. Скрывать истинное положение дел опасно, поскольку ребенок рано или поздно заметит, что что-то не так. Внешне все может выглядеть так, будто все в порядке, и ребенок не может ни с кем поделиться своими фантазиями, которые зачастую бывают намного ужаснее реальности.
Известие об окончательном расставании с отцом могло заставить Марио думать, что его обманули, говоря, что в квартире идет ремонт или что отец уехал в командировку. Другой вариант — мальчик мог решить, что разлука была такой долгой, что отец забыл о нем и не вернется. Оба варианта плохи. В первом случае ребенок потеряет всякое доверие к взрослым, во втором — утратит веру в то, что отношения сохраняются даже после временной разлуки. Такие дети, вырастая, стараются контролировать любимого человека, потому что боятся его потерять.
В отличие от родителей Стефана и Магдалены, родители Марио и Андреа ведут себя инфантильно.
Я говорю «детское поведение» вовсе не в уничижительном смысле. Многие родители знают, как избежать чувства вины перед детьми и уклониться от обязанностей, принять решение и найти ему оправдание, обвинить других и т. п. Такие регрессии в поведении взрослых нормальны и повседневны. Но в сочетании с разводом они могут иметь тяжелые последствия. Происходит обмен ролями, родители выступают в роли детей, а дети — в роли критикующих взрослых, которым дано право выносить решения о виновности и невиновности. И это происходит именно в тот момент, когда дети остро нуждаются в том, чтобы быть детьми, иметь возможность сомневаться, когда им очень важно доверить свое будущее разумным и ответственным взрослым.
Самое важное и самое сложное в момент развода — с чистой совестью взять на себя ответственность за страдания, причиняемые детям. Здесь нет противоречия. Может быть, развод откроет перед детьми лучшие возможности для развития, но сам его момент всегда болезнен и повергает их в психологический кризис. Родители создали эту ситуацию, они повинны в страдании детей. Однако речь вовсе не идет о мучительном и невыносимом чувстве вины, когда взрослому кажется, что он совершил что-то запретное и безответственное. Я, родитель, признаю, что у меня есть собственные желания, есть право на нормальную жизнь. Если я знаю, что развод не просто отвечает моим потребностям, но и пойдет на пользу ребенку, то я могу взять на себя вину. Такая позиция обязательно принесет свои плоды. Если я знаю, что у кого-то что-то забрал или чем-то обидел, потому что сейчас у меня нет другого выбора, то я постараюсь облегчить боль, возместить ущерб и уменьшить вину. Если же я не в состоянии вынести это бремя вины, то буду отрицать причиненное страдание. Вместо того чтобы подумать: «Мне очень жаль. Что я могу сделать?» — я скажу: «Нет причин жаловаться и уж точно нет причин обвинять меня!» Я переложу вину на ребенка или бывшего супруга. (Я рассматриваю позицию ответственной вины не только в контексте развода, я считаю ее вообще принципиально важной в педагогическом смысле, особенно когда речь идет о границах и запретах.)
Пример Магдалены и Стефана показывает, что справиться с реакцией ребенка на развод, обуздав свое раздражение, преодолев страхи и быстро восстановив душевное равновесие, — возможно. Но детям часто отказывают в «первой помощи» — уже в день, когда они впервые узнают о разводе. При этом обстоятельства, в которых они узнают эту новость, — лишь начало кризиса после развода.
О книге
Ребенок воспринимает свою семью как единое целое. Для него развод родителей — это крушение мира. Что делать, если расставание неизбежно, и как сообщить об этом детям? Какие слова найти, чтобы не ранить, и как не превратиться в злейшего врага? Исследование Венского института прикладного психоанализа подтвердило, что развод и новый брак — частые причины обращения к специалисту.
Эта книга отвечает на вопросы родителей, которые не хотят причинить боль своим детям. Ее автор Гельмут Фигдор — австрийский психотерапевт, член международной психоаналитической ассоциации. Вы узнаете, как получить первую помощь и почему нужно перестать думать за ребенка. Разберетесь в своих чувствах и чувствах вашего партнера. Поймете, какие ошибки допускаются в попытках не травмировать детскую психику. Прошлое изменить нельзя, но повлиять на будущее под силу каждому.
Фото автора Keenan Constance: Pexels
