Когда у Веры Александровой (@verka_modistka) и ее мужа Федора было двое детей — дочки Мария (Муся) и Цецилия (Ляля), они удочерили совсем крошечную малышку Сусанну (Сюся). А спустя всего полтора года приняли в семью восьмилетнюю Сашу с диагнозом детский церебральный паралич. Со стороны Вера кажется супермамой — успевает проводить время с дочками, работать редактором в детском издательстве и вести блог, популяризирующий приемное родительство. Мы решили выяснить, как ей это удается.
Считается, что приемное родительство — это для тех, у кого по каким-то причинам нет собственных детей. Вы пришли к этому, когда у вас уже были две родные дочки. Почему вы решили взять ребенка?
Я недавно столкнулась ровно с таким мнением и была поражена: в сообществе усыновителей задали вопрос, как помочь двум кровным детям адаптироваться к появлению двух приемных сиблингов. И среди разной полезности, советов и проявлений сочувствия вдруг комментарий: «Понимаю ваших кровных детей, приемные — это для бездетных, зачем брали?»
Конечно, все там спорят с комментатором этим, и я полезла спорить.
Мне кажется, если бы каждая семья, которая хочет много детей, к своим кровным брала бы хотя бы одного приемного — при условии, что хватает ресурсов, конечно — то дети в детских домах и закончились бы.
Я это считаю таким шагом в наше общее счастливое будущее, в будущее гуманистических ценностей, где людям неважно, являются ли их дети их генетическим продолжением, а важно, чтобы никакие дети не росли в системе.
В общем, мы давно как-то думали, что всего хотим четверых детей, и четвертого можно было бы усыновить. Муж (Федор Погорелов — теле- и радиоведущий, журналист, футбольный комментатор, экскурсовод — прим.ред) был ведущим в передаче «День ангела» на Пятом канале, когда она только запускалась, и тогда для нас люди, которые решаются взять детей из детдома, были удивительными какими-то товарищами с другой планеты. Но мысль появилась, а потом, когда родилась вторая наша кровная дочка, я уже предложила брать третьего приемного, пока есть силы — а четвертого снова рожать.
Но в итоге первая приемная нам досталась младенцем, так что рожать уже никого не захотелось, а захотелось вытащить еще одного ребенка оттуда.
Я понимаю, конечно, что ситуация, когда у людей нет биологических детей, более типичная для усыновления. С нами в группе Школы приемных родителей были только две пары с кровными детьми из семи. Но это просто разные модели. Я, повторюсь, считаю, что если бы усыновление стало нормой в обществе и никто бы не делал круглые глаза и не спрашивал «а чего сами не рожаете, молодые же еще», то все бы от этого только выиграли.
У вас перед глазами были какие-то примеры удачного усыновления? Вы на кого-то ориентировались?
Из ближайшего круга у нас не было никого с таким опытом, но из знакомых было несколько семей. В частности, моя бывшая коллега семь лет назад взяла семилетнюю девочку с синдромом Дауна, имея своих двух кровных детей. И тогда я думала: «Ого, это люди какой-то другой породы и стержня», — а вот сейчас понимаю, что нет в этом ничего невероятного. То есть это прекрасный поступок и очень правильный, но теперь я не назвала бы его геройским. Теперь мне это кажется абсолютной нормой — брать ребенка. И нормально брать не самого простого.
Были у вас какие-то опасения? Что-то из этого оправдалось?
Опасений особых не было. Были какие-то ожидания, было четкое понимание, чего мы не потянем — и значит, не будем брать направления на таких детей. До ШПР муж хотел обязательно ребенка-отказника, без предыдущего травмирующего опыта в другой семье. Не хотел как бы конкурировать с предыдущими родителями. А после ШПР, где нам в подробностях объяснили, чем опасно расстройство привязанности, которое чаще всего как раз бывает у детей-отказников в роддоме, которые задержались в системе, а также у тех, кто попал в систему в раннем возрасте, мы приняли решение искать ребенка, который первые месяцы или год провел в семье. У такого ребенка есть возможность перенести свою привязанность на других людей.
И у нас было четкое видение, какого ребенка мы хотим принять в семью к нашим двум дочкам, на тот момент им было 8 лет и 4 года. Мы хотели девочку годовалую или двухлетнюю, «национальную», как говорят кандидаты в усыновители. Нам не важно было, славянской внешности ребенок или нет, похож на нас или нет, потому что мы не собирались хранить тайну усыновления все равно.
И конечно, ни в первый, ни во второй раз все получилось совсем не так.
Как вы нашли свою первую приемную дочку? Расскажите историю встречи с Сюсей.
Мы встали на учет во всех опеках Петербурга, а потом записались с огромным трудом (запись туда открывается в 10 утра раз в неделю, и в 10:05 номерков уже нет) на прием в Федеральную базу данных в Москве. Хотели посмотреть анкеты всех девочек в районе года. Но за день до поездки в Москву узнали, что есть маленькая девочка поближе. У нее были совершенно славянские имя и фамилия, и мы взяли направление и по дороге к ней в больницу обсуждали с мужем, что, конечно же, откажемся в пользу каких-то следующих кандидатов, потому что за ней и без нас будет стоять очередь.
А когда мы приехали и увидели крошечный комочек, смуглую девочку весом 1800 грамм и с копной черных волос, то поняли, что отказываться не будем. Мы даже боялись в первый свой визит взять ее на руки, я таких маленьких детей не видела никогда в жизни. Она родилась на 33 неделях, и врачи наблюдали ее в связи со всякими сложностями, которые могут возникнуть у недоношенных. А мы начали приходить к ней каждый день.
В Москву мы, конечно, все равно съездили на прием, но никого в базе не нашли. И потом, очень сложно, когда смотришь на какие-то замыленные фотографии младенцев, не сравнивать их с тем живым крошечным ребенком, которого мы только что видели в больнице.
Вы с мужем ходили в Школу приемных родителей, а как вы готовили дочерей к тому, что у них скоро появится сестра?
Для детей вообще многие вещи более естественны, чем для нас. Это у взрослых сразу вопросы: а зачем вам эти сложности, а почему сами не рожаете, а что вы думаете про гены? А дети просто принимают ситуацию. Мы подробно рассказывали обо всех своих шагах, дочки знали, куда мы ходим раз в неделю на занятия и зачем. Их даже звали на собеседование в ШПР, когда оценивали ресурсы семьи на индивидуальных встречах с психологом. Потом дочки смотрели базу детей вместе с нами и, конечно, готовы были всех забрать.
Муся, старшая, видела меня беременной Лялей и помнит это хорошо. Она понимала, какие разные пути детей в семью бывают. А младшая, Ляля — ей было четыре. Для нее, по сути, появление ребенка просто «вот, сходили куда-то и принесли» выглядело даже более естественным, чем беременность и роды, с которыми она не встречалась вблизи. И когда мы уже забрали Сюсю, мы летели в самолете из отпуска, и Ляля, идя по проходу, сказала громко: «Вот когда мы возьмем еще одного ребенка, мы сможем занять весь ряд в самолете!» И все вокруг, конечно, засмеялись: «Возьмем ребенка, как мило!» А я подумала, что для нее это теперь и есть самый естественный путь появления ребенка в семье.
Расскажите немного о Школе приемных родителей. Зачем она нужна? Чему там учат?
Это очень хороший опыт и очень важный. Я много читала и смотрела — от Петрановской до форумов и фильмов, но занятия в группе имеют вообще другой эффект. На занятиях рассказывают о теории привязанности, о развитии ребенка — правильном и при депривации; о травме и проживании травмы. Все это можно прочесть самостоятельно, конечно. Но помимо теории, там много обсуждений и групповых упражнений (к примеру, по ролям мы разыгрывали сцены разговора кандидатов в усыновители с главврачом дома ребенка, где присутствуют нянечка и младенец, которого хотят усыновлять). Групповая динамика как-то усиливает все переживания.
Там рассказывают и об адаптации, но мне кажется, недостаточно. Не то чтобы я не знала чего-то в результате на момент адаптации с Сюсей и Сашей, но почти все я почерпнула из блогов и реальных историй усыновителей. В ШПР этот блок недостаточно красочный. Хотя совсем не все из нашей группы к концу курса решились взять ребенка, и даже не всем дали положительное заключение.
Почему, спустя всего год после удочерения Сюси вы решились на еще одного ребенка? Как вы поняли, что вам это нужно?
Ну, дело в том, что мы и так хотели четверых, я уже говорила. А с Сюсей у нас фактически не было адаптации (была адаптация к мысли о том, что нам дают крошечного недоношенного младенца, а мы-то хотели кого-то подросшего). И она почти не хлебнула системы, то есть с ней было легко. Были, конечно, последствия дома ребенка. Сюся начала только дома улыбаться и поначалу орала, когда мы ее укладывали, спала только на груди у мужа несколько ночей, и мы уже думали, что сдохнем от недосыпа. И очень плохо реагировала на чужие руки, не улыбалась гостям, и если ее брали на руки, смотрела дико печальным взглядом, мол, опять меня передали каким-то незнакомым взрослым. Но это все были мелочи, конечно, и мы все очень легко стали одной семьей, как будто я ее и родила.
Поэтому у нас остались какие-то внутренние ресурсы на адаптацию еще кого-то. Ну, так нам казалось тогда, что море по колено, если не по щиколотку вообще. И в какой-то момент я сообразила, что брать еще малышку надо, пока Сюся маленькая, не пошла в сад, потому что у нас дома есть няня, а я работаю на полставки, и в связи с этим адаптация будет у всех проще. И мы хотели искать кого-то по возрасту между Сюсей и Лялей, то есть между годом и пятью.
В ноябре 2019 года мы забрали Сюсю из дома ребенка, а летом 2020 года после карантина, когда мы сидели на даче, я посмотрела несколько десятков видеоанкет на сайте «Измени одну жизнь», и в сентябре мы заново начали оформлять документы для опеки. К этому моменту мы уже видели анкету Саши, и при этом нам не встретилось ни одной подходящей анкеты трехлетки. Так что как-то само собой вышло, что когда мы получили новое заключение опеки, мы стали звонить по поводу Саши в Забайкальский край. И кроме того, что мы были влюблены в нее заочно, по анкете, меня очень зацепила история, что они были вдвоем с сестрой, Саше было 6 лет, а сестре 2 года, и их разделили сразу — старшую отправили в детдом, младшую в дом ребенка, откуда младшую взяла под опеку приемная семья, а старшая так и осталась в системе. Я прямо представила себе, что подобное бы произошло с моими девочками, это же кошмар.
А детский дом, где жила Саша, был очень расположен к нам, очень хвалил Сашу, очень был за то, чтобы ребенок поскорее попал в семью. Это нас тоже подкупило. Сложно решиться на такое дальнее путешествие, если тебя пугают и отговаривают, а тут было совершенно наоборот.
Ну и потом, у Саши инвалидность, у нее ДЦП. И ей уже исполнилось 8, пока мы готовили документы. И она далеко от крупных городов. Мы подумали, что она нам понравилась, и нам нужна еще одна дочка, и в Петербурге нормально с медициной, а значит, надо лететь. В том смысле, что мы можем, значит, мы делаем, понимаете?
Насколько я поняла, у вас с Сашей не было предварительного знакомства, вы ее увидели в первый раз, когда приехали забирать. Почему так получилось? Вы не боялись, что что-то может пойти не так?
Мы несколько раз разговаривали по видео с Сашей, звонили и писали воспитателям, нам присылали ее фотографии. Ну, само собой, ребенку сложно разговаривать по видеосвязи с какими-то незнакомыми взрослыми, так что больше разговаривали воспитатели, а Сашка просто смотрела на нас, запоминала. И конечно, очень ждала, что ее заберут. Там все дети этого ждут.
Лететь в Забайкальский край далеко, и мы хотели все сделать за один приезд. Опека там была замечательная, все сделали удаленно — и поставили на учет, и оформили документы, во всем пошли навстречу. Сложность еще в том, что летели мы в Читу, опека была в двух часах от Читы, а детдом еще в сорока минутах в сторону, все это по зимним трассам в дикий холод, а мы еще и с Сюсей летели, чтобы не оставлять ее бабушкам, она пока не привыкла без нас ночевать. К счастью, нашлись замечательные люди, родственники подписчицы моей, которые устроили нам в Чите невероятное гостеприимство — везде возили, поселили в гостинице, отвезли до опеки и до детдома и вообще опекали нас, как родных. Так что все это адское путешествие с джетлэгом и младенцем на руках за чужим, в общем-то, ребенком, прошло прекрасно.
Конечно, мы боялись, как все пройдет. А вдруг она вообще с нами откажется ехать? Чужие люди притащились же. А вдруг она будет нас бояться? А вдруг она нам не понравится? Но на это муж сказал: она же нам уже понравилась. А остальное как-то само рассосалось. Саша очень ждала и прямо прыгнула мне в руки, когда ее воспитательница завела в кабинет, где мы подписывали бумаги.
Как дети отнеслись к тому, что в доме появился довольно взрослый ребенок? Это же совсем не то же самое, что малыш.
Детям, конечно, сложно. Но опять же, они принимают ситуацию даже лучше, чем принимают ее взрослые. Они просто живут в ней.
Ляля очень ждала сестру — как напарницу по играм, какую-то заранее лучшую подружку. И первые сутки-другие это был чистый восторг с обеих сторон, а потом все разобрались, что у всех разные характеры, никого особо не прогнуть, надо как-то притираться, и следующий месяц мы только и делали, что разводили всех по разным комнатам, чтобы они не перегружались и не ссорились.
Мусе тяжело тоже было поначалу — она, как и я, резко реагировала на чужого человека в доме. Но потом, когда мы всех научились разводить по углам, все как-то устаканилось.
Потенциальных приемных родителей больше всего пугает адаптация — когда ребенок привыкает, проверяет границы. В интернете куча ужасов на эту тему. Но судя по вашему Instagram, у вас все проходит довольно мирно. Расскажите о Сашиной адаптации.
В интернете куча ужасов, да. По сравнению с ними, мне так кажется, у нас все практически идеально. У нас никто не качается, не воет ночами, все нормально спят, нет расстройства пищевого поведения, обычного для системы. Самое главное, нет серьезного расстройства привязанности, потому что Сашка до 6 лет жила в семье, у нее была сестра, и она прекрасно умеет образовывать заново привязанности и со взрослыми, и с детьми.
При всем при этом и мне, и мужу оказалось сложнее, чем мы рассчитывали, просто потому, что заранее это не прочувствовать вообще. Ну как заранее не представить, как будут ощущаться схватки во время родов. Вроде и знаешь, что будет больно, но чтобы ТАК больно?! Сразу все знания о том, как правильно дышать во время схватки, из головы вылетают. Вот и с адаптацией так же. Знаешь, что будет тяжело, что это чужой ребенок, которого надо встроить в семейную систему, что даже если ребенок милый, приятен тебе (буквально: нет физического отторжения, которое часто бывает к приемным детям), то все равно это невероятно сложно каждую секунду. Это постоянное, дикое напряжение.
Первую неделю я была в полном ужасе от себя, от реакций детей, от того, что хочется просто вернуть свою привычную жизнь как было. Потом это прошло, и началось решение всяких отдельных задач. Надо было заняться реабилитацией, понять, что делать с ДЦП, а тут оказалось, что Саша боится врачей до истерики (что нормально для детей из системы). Или, что ей надо в сентябре возвращаться в школу, а она не умеет читать и плохо считает. Мы начали заниматься решением этих прикладных задач, и сразу стало попроще.
В общем, время идет, и всем становится легче. Это все равно в сто раз тяжелее, чем с кровными детьми: чужой ребенок со сложными реакциями, с бесконечным ощущением боли внутри, которую он выплескивает об тебя и на тебя. Но я стараюсь обращать внимание на плюсы.
Что бы вы посоветовали тем, кто только задумывается об усыновлении, но сомневается в своих силах?
Пару месяцев назад, когда мы были в на
