Когда я открыла свое бюро в 2014 году, оно находилось в единственном месте, которое я могла себе позволить — комнате без окон, площадью чуть больше пяти квадратных метров, с письменным столом в общем рабочем пространстве в Дамбо, бруклинском районе с булыжными мостовыми и бородатыми хипстерами. Мой офис был отделен стеклянной перегородкой от помещения по соседству, арендованного какими-то чуваками, работающими на стартап из Сан-Франциско. Они собрали внушительную коллекцию пустых коробок из-под хлопьев и пивных бутылок и даже обзавелись роботом, управляемым кем-то из их штаб-квартиры на Западном побережье. Время от времени эти ребята устраивали шумные собрания, споря с роботом, который носился по комнате.
Я провела много часов в этом тесном пространстве, усердно работая для нескольких клиентов, которые у меня были. Среди них была женщина, чей психованный экс пытался выкинуть ее из движущейся машины и вытащил нож, когда она держала своего маленького ребенка, и бывшая звезда реалити-шоу, которую преследовал в социальных сетях одержимый фанат. Я также представляла интересы женщины, недавно иммигровавшей с Филиппин. Ее бывший тайно записал ее во время секса на видео, а затем завалил мою клиентку сотнями сообщений с требованием заняться с ним сексом в отеле Нью-Джерси. Он пригрозил, что если она не подчинится, то он отправит видео ее новому мужу и разместит в интернете, что он в конечном счете и сделал. Я смогла добиться, чтобы этот кусок дерьма был арестован и обвинен в домогательствах — это была одна из первых моих побед.
В течение почти года большинство клиентов, которых я представляла, сражались с психами, такими как мой бывший, и неадекватами — мошенниками, шантажистами и аферистами. Все изменилось однажды холодной январской ночью, когда я получила электронное письмо, в котором шла речь о новом виде преследования — со стороны чиновников.
(….)
Письмо, которое я получила тогда, мне переслала моя дорогая подруга и коллега Аннмари Кьярини, координатор жертв Инициативы по защите гражданских прав в киберпространстве, удивительной организации, занимающейся борьбой с порноместью. Письмо было от женщины, нуждающейся в помощи для своей семнадцатилетней дочери, которая оказалась в ловушке. Девушка-подросток, которую я буду называть Мэйси, поделилась интимными фотографиями со своим тогдашним другом. После того как они расстались, он переслал снимки своим друзьям без ее согласия.
Смущенная и отчаянно нуждающаяся в помощи, Мэйси сообщила о нарушении сотруднику Службы безопасности своей школы, который также был полицейским в ее маленьком техасском городке. Но вместо того чтобы предложить Мэйси помощь, он и другие школьные чиновники сделали немыслимое. Как настоящие ублюдки, они наказали Мэйси, танцовщицу, звезду школы. Руководитель по танцам снял Мэйси с поста капитана команды и отстранил ее от предстоящих соревнований.
«Администрация средней школы [моей дочери] решила наказать мою дочь, но не мальчика, который распространял фотографии, — написала мать Мэйси, Шэрон, в письме. — Она все время плачет и не хочет идти в школу. Пожалуйста, помогите».
Я тут же ответила:
«Дорогая Шэрон,
Обращение, которое Мэйси испытала сначала из-за предательства в частной жизни, а затем из-за карательного отношения школы к ней и, наконец, из-за суровых и осуждающих правоохранительных органов, вызывает отвращение и сводит с ума. Пожалуйста, поверьте, что вы двое здесь самые здравомыслящие. Сообщите Вашей дочери, что мы поможем ей изменить положение вещей».
Я нажала «отправить». Было 1:04. В ту ночь я почти не спала. Как могли облаченные властью взрослые наказать ребенка, чьи откровенные фотографии были повсюду? Что еще больше раздражало, так это то, что Техас, где жила Мэйси, был одним из первых штатов, который на законодательном уровне боролся с тем, что подростки все чаще посылают друг другу обнаженные селфи. В других юрисдикциях несовершеннолетним парам, уличенным в этом, могут быть предъявлены обвинения в создании и распространении детской порнографии, тяжких преступлениях, которые могут повлечь за собой серьезное тюремное заключение и регистрацию как сексуальных преступников. Но Техас, как и некоторые другие штаты, быстро осознал, что драконовские наказания не подходят для детей.
В 2011 году государство снизило преступность секстинга несовершеннолетних до незначительного преступления и разработало комплексную образовательную программу «сокращение секстинга», которую судьи могут обязать пройти, для подростков и их родителей. Онлайн-курс «Перед отправкой» был создан Техасским школьным центром безопасности Техасского государственного университета и описывает влияние распространения сексуально откровенных фотографий и видео без согласия изображенных лиц. Иными словами, информация была легкодоступной и подкреплялась законодательством штата. И все же администрация средней школы Мэйси, казалось, ничего не замечала. На самом деле, чем больше я углублялась в подробности дела Мэйси, тем больше убеждалась, что взрослые, руководящие ее школой, ничего не знают о том, что значит быть подростком.
Мэйси начала встречаться со своим бойфрендом Карлом осенью прошлого года. Карл «боготворил» ее, вспоминала Шэрон. Мэйси была на два года старше его, хорошенькая и популярная. Прошло совсем немного времени, прежде чем Карл начал давить на Мэйси, чтобы она прислала ему фото, на котором она нагишом.
— Я не хочу, — написала Мэйси, когда он попросил в первый раз.
— Ну, пожалуйста, взмолился он.
— Нет.
Карл стал настойчивее. Он сказал, что если Мэйси не пришлет фотографию, он прекратит отношения. Он посоветовал ей использовать Snapchat, что означало, что картинка исчезнет через несколько секунд после того, как он ее просмотрит. — Вряд ли кто-нибудь это увидит, — заверил он ее. — Это только для меня.
В отличие от Instagram, который заполнен персональными галереями тщательно отобранных фотографий, отфильтрованных до совершенства, главное преимущество Snapchat — непостоянство. Детище троицы парней из Стэнфордского университета, Snapchat был создан в 2011 году после того, как один из них размышлял вслух, как сделать так, чтобы фотографии, которые он прислал девушке, исчезли после того, как она их увидела. Другими словами, приложение отлично подходит для секстинга. На самом деле некоторые эксперты считают, что исчезающие фотографии Snapchat революционизируют свидания, делая секстинг нормальной, даже ожидаемой частью флирта для многих взрослых. Неудивительно, что подростки используют Snapchat для того же самого. К 2016 году приложение стало самой популярной платформой социальных сетей у молодежи до двадцати лет.
И все же Мэйси была уверена, что если Карл попытается сделать что-то подлое, например скриншот ее фотографии в обнаженном виде, она об этом узнает. Одна из функций Snapchat — пинговать отправителя, если получатель сохранил изображение. Чего Мэйси не знала, так это того, что Карл незаметно установил на свой телефон еще одно приложение, специально разработанное, чтобы обойти предупреждение Snapchat. SnapCapture и другие подобные приложения позволяют пользователям незаметно сохранять снимки Snapchat на своих устройствах без ведома отправителя.
МЭЙСИ ВОШЛА В ВАННУЮ, СДЕЛАЛА ГЛУБОКИЙ ВДОХ И СФОТОГРАФИРОВАЛА СЕБЯ ТОПЛЕСС. НА ДРУГОМ КОНЦЕ ЛИНИИ КАРЛ СОХРАНИЛ ИЗОБРАЖЕНИЕ В СВОЕМ ТЕЛЕФОНЕ.
Есть много причин, по которым дети посылают друг другу интимные фотографии. Как отмечают некоторые эксперты, отправка откровенных снимков — это вариант флирта поколения Z.
— [Подростки] тестируют свой уровень привлекательности, — рассказала клинический психолог Барбара Гринберг журналу Time в 2014 году, когда взрослые только начинали улавливать эту тенденцию.
Даже мать Мэйси отмечает, что подростки всегда играли в «покажи мне свое, и я покажу тебе свое».
— В том, что мальчики манипулируют девочками, заставляя их делать то, к чему они не готовы, тоже нет ничего нового, — сухо добавляет она.
Для некоторых подростков, занимающихся секстингом, кокетливый снимок топлесс может означать «ты мне нравишься», или «я хочу, чтобы ты любил меня», или, возможно, уверенное «я знаю, что ты этого хочешь». Практика невероятно распространена: один из четырех подростков в возрасте от 11 до 17 лет хоть раз получал интимное фото, и каждый седьмой отправлял его, согласно исследованию 2018 года, опубликованному в JAMA Pediatrics. Таким образом, туда-сюда отправляются множество откровенных фотографий. Но вот что еще более удивительно: по крайней мере два отдельных исследования подросткового секстинга сообщают, что большинство детей, которые посылают откровенные изображения, говорят, что они не испытали в результате никаких негативных последствий. В 2014 году исследование Drexel University показало, что только 8 процентов подростков заявили, что их репутация пострадала после отправки откровенных изображений, и менее 1 процента сказали, что над ними издевались. Другое исследование, автором которого была профессор Университета Бриджуотер Элизабет Энгландер, эксперт по высокорискованному поведению в интернете, показало то же самое. Подавляющее большинство подростков — точнее, 92 процента, занимавшихся секстингом добровольно (то есть без давления, принуждения или шантажа) сообщили о нулевом негативном влиянии.
На первый взгляд это может показаться нелогичным. Если дети не испытывают угрызений совести после отсылки интимных фото, то почему мы постоянно слышим о детях, которых запугивают, стыдят и преследуют за такие снимки? Оказывается — как и в большинстве ситуаций, касающихся секса, — главным является согласие. Когда подросток добровольно отправляет фотографию обнаженного тела другому подростку, и этот другой подросток смотрит, но не делится этим изображением ни с кем другим, обычно это не приводит к каким-либо неприятностям.
Проблемы возникают, когда подросток чувствует, что на него давят или принуждают. Исследование британских экспертов показывает, что почти четверть подростков, которые занимались секстингом под давлением, сообщают о негативных последствиях, включая «большую озабоченность», чаще всего в связи с тем, что фотографии начинают гулять по школе. Другими словами, когда речь заходит о подростках, посылающих друг другу изображения обнаженного тела, безусловно, наиболее опасные и разрушительные ситуации возникают: (а) когда отправителя принуждают, заставляют путем манипуляций, шантажа или принуждения поделиться фотографией; и (б) когда изображения впоследствии распространяются без ведома или согласия отправителя. Самое важное — а) и б) часто идут рука об руку. Подросток-ублюдок, который заставляет кого-то послать ему ню, — это тот же ублюдок, который поделится этой фотографией со всеми своими друзьями. Британцы также обнаружили, что в то время как мальчики и девочки по обоюдному согласию пересылают фото ню примерно с одинаковой частотой, девочки в два раза чаще, чем мальчики, подвергаются принуждению или давлению со стороны партнера. Именно это случилось с Мэйси.
Давайте проясним: принуждение кого-то к отправке интимной фотографии, а затем распространение этого изображения без согласия не является секстингом. Это нарушение и преступление. И первый шаг к защите молодых людей от такого рода злоупотреблений — это разъяснения о согласии. Я имею в виду откровенные разговоры с реальными примерами того, как выглядит давление и принуждение.
Например, да, неоднократно просить девушку прислать фото ню — это ДАВЛЕНИЕ. А если кто-то угрожает бросить вас, если вы не пришлете фото — это ПРИНУЖДЕНИЕ. И делиться чужими интимными фотографиями со всеми своими друзьями без согласия отправителя во многих штатах является гребаным ПРЕСТУПЛЕНИЕМ.
Сексуальное воспитание цифрового поколения — это обязанность не только родителей. О безопасном секстинге следует разговаривать в средней школе, когда большинство детей получают свой первый телефон (а также достигают половой зрелости). Эта тема должна быть вплетена в сюжеты подростковых фильмов и замаскирована под статьи на BuzzFeed («Десять причин не отправлять своим друзьям эту фотографию ню своего бывшего!»). Это ситуация «всеобщей мобилизации».
Проблема в том, что большинство взрослых, имеющих детей-подростков, достигли совершеннолетия задолго до того, как секстинг в качестве прелюдии стал трендом. Многие родители не знают, что сказать подросткам о секстинге, кроме как «Не делай этого!». Чаще всего они оставляют подросткам самим разбираться в этом.
НЕКОТОРЫЕ ДЕТИ ОБЛАДАЮТ ДОСТАТОЧНОЙ ЗРЕЛОСТЬЮ, ЧТОБЫ ОТНОСИТЬСЯ К ИНТИМНЫМ ИЗОБРАЖЕНИЯМ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ, НО БОЛЬШИНСТВО ПОДРОСТКОВ НЕДОСТАТОЧНО ИНФОРМИРОВАНЫ И СОЗНАТЕЛЬНЫ.
Они обращаются с интимными фотографиями так же небрежно, как с обычными карточками — коллекционируют, обменивают и демонстрируют их.
(……)
Как только Мэйси обнаружила, что Карл делится ее личными фотографиями, она рассказала об этом школьному полицейскому, который сообщил директору, заместителю директора и руководителю танцевальной команды. Карла и его друзей окружили и заставили стереть изображения с их телефонов. Мэйси предполагала, что мальчики тоже будут наказаны, но заместитель директора настаивал, что он не может определить, кто из них ответственен за распространение изображения. Вместо этого администраторы сосредоточили свое внимание на Мэйси.
РУКОВОДИТЕЛЬ ПО ТАНЦАМ УТВЕРЖДАЛ, ЧТО МЕЙСИ НАРУШИЛА ПРАВИЛО ТАНЦЕВАЛЬНОЙ КОМАНДЫ, КОТОРОЕ ЗАПРЕЩАЛО «ВЕСТИ СЕБЯ НЕПОДОБАЮЩИМ ОБРАЗОМ».
Не важно, что этот расплывчато сформулированный запрет не определяет, что такое «неподобающее поведение» и не дает никаких примеров того, что это может означать. Смысл был ясен: Мэйси сделала то, чего хорошие девушки не делают.
Я часто вижу, что взрослые, облеченные властью, стыдят девочек-подростков за проявления сексуальности. Все это делается под предлогом нарушения дресс-кода, но такое мнение в высшей степени субъективно и часто относится скорее к телу девушки, чем к ее одежде — различие, очевидное для любой ученицы, у которой директор школы тщательно изучает изгибы бедер или выпуклости груди. В отношении мальчиков подобные меры предпринимают редко.
Руководитель по танцам сказал Мэйси, что из-за ее поведения она больше не сможет исполнять главную роль в предстоящем спектакле, на котором рекрутеры колледжей и профессиональные танцевальные организации ищут таланты. Мэйси была совершенно опустошена. Техасское танцевальное сообщество очень маленькое и сплоченное. Она боялась объяснять другим танцорам, их родителям и местным тренерам, почему ее исключили. Но, чтобы еще больше унизить ее, Мэйси также поставили пять «отрицательных баллов». Единственный способ исправить положение, согласно правилам танцевальной команды, заключался в том, что Мэйси должна была исполнить пятьсот высоких махов ногой перед всей командой. Это выходило далеко за рамки лишения ее привилегий; это был санкционированный школой публичный позор.
— Школьное руководство говорило, что Мэйси, как капитан команды, должна быть образцом для подражания, — мрачно сказала Шэрон. — Но моя дочь отстаивала то, что было правильно. Разве это не именно то, что вы хотите сделать образцом для подражания? Вместо этого школа показывает другим девочкам: «Не сообщайте, если вы стали жертвой преступления».
Шэрон права на все 100 процентов. Но во многих отношениях поведение администрации школы Мэйси было символом ошибочной реакции всей правовой системы на проблему неприкосновенности частной жизни у несовершеннолетних.
(….)
НА САМОМ ДЕЛЕ В НЕКОТОРЫХ СЛУЧАЯХ ОБВИНЕНИЯ ПРОТИВ ЖЕРТВ МОГУТ БЫТЬ ГОРАЗДО БОЛЕЕ СУРОВЫМИ, ЧЕМ ОБВИНЕНИЯ ПРОТИВ ПРЕСТУПНИКОВ.
Например, если несовершеннолетняя делает селфи обнаженной, то теоретически она производит детскую порнографию. Если такая фотография есть у нее на телефоне, значит, она владеет детским порно. Если она посылает изображение кому-то другому, она виновна в распространении. Если она посылает его кому-то из своих сверстников, то это уже другое преступление —распространение несовершеннолетнему. Для сравнения, скажем, она послала изображение своему парню, они расстаются, и он в ответ передает изображение всем своим друзьям. В этом случае ему может грозить только одно возможное обвинение в уголовном преступлении — за распространение детского порно, по сравнению с четырьмя обвинениями в адрес жертвы.
Среди всей этой неразберихи ясно одно: слишком часто люди, занимающие высокие посты, — например, школьная администрация, полицейские, судьи и законодатели — сосредоточивают свое внимание на детях, которые снимают эти фото. Если кому-то и нужно преподать урок, так это дерьмовым подросткам, которые нарушают сексуальную неприкосновенность своих сверстников или принуждают других детей к сексу. Надо быть полным ублюдком, чтобы этого не понимать.
Мэйси была не единственной девочкой в своей школе, чью откровенную фотографию показывали без ее согласия. Она знала еще одну девушку из танцевальной команды, чьи интимные фото разошлись по всей школе. Родители другой девочки согласились со школьными мерами и наказали свою дочь. Но мама Мэйси была совсем другой. Шэрон была воодушевленной феминисткой, чего я никак не ожидал от матери, живущей в маленьком техасском городке. Ее дочь подверглась жестокому обращению, и Шэрон не могла смириться с этим.
На следующий день после того, как Мэйси выгнали из танцевальной команды, Шэрон появилась в школе, требуя объяснений. Она сказала, что уверена, что школа нарушает раздел IX, Федеральный закон, согласно которому школы, получающие федеральное финансирование, должны расследовать жалобы на сексуальные домогательства и насилие. Но почти сразу же, как только Шэрон начала говорить, стало ясно, что ни директор, ни заместитель директора не имеют ни малейшего представления о том, что предписывает Федеральный закон, и, похоже, их это не волнует. «Раздел седьмой, восьмой, девятый…» Шэрон помнит, как заместитель директора сказал, пренебрежительно махнув рукой, мол, это все не важно. Но хуже всего было то, что Шэро
